Господин д’Артаньян, кто вы?
Автор возвращается к классике и задаёт неудобные вопросы. Я, как и многие читатели, в юношестве восхищался бесстрашной четвёркой мушкетёров. Но, спустя полвека, обратившись к книге, у меня возникли вопросы. А задать их, увы, некому, по весьма простой причине – все мы смертны... И я решил поделиться с читателем своими рассуждениями.
Начну своё разбирательство с диалога между графом Рошфором и Миледи у гостиницы «Вольный мельник». Если помните, там у них произошла короткая встреча:
«– Итак, его высокопреосвященство приказывает мне… – говорила дама.
– …немедленно вернуться в Англию и оттуда сразу же прислать сообщение, если герцог покинет Лондон».
А миледи, выслушав задание кардинала, интересуется у графа Рошфора:
«– Прекрасно. Ну а вы что намерены делать?
– Я возвращаюсь в Париж.
И, поклонившись даме, он (граф Рошфор ) вскочил в седло, а кучер кареты обрушил град ударов кнута на спины своих лошадей. Незнакомец и его собеседница во весь опор помчались в противоположные стороны».
Что получается, если из Менга, ему нужно ехать в Париж, а ей вернуться в Лондон, то мчаться они должны в одном направлении, и никак не «в противоположные стороны». Дюма, уверяет нас, будто исторический роман написал, а сам поленился хотя бы в карту заглянуть.
А я не поленился.
Но вот д’Артаньян добрался до Парижа и снял комнату:
«Внеся задаток, д’Артаньян сразу же перебрался в свою комнату...».
В этой строке мое внимание привлекли первые два слова «Внеся задаток». И так, добравшись до Парижа, д’Артаньян увидел объявление о том, что сдается комната. Постучался, вошел, его встретили, рассказали об условиях проживания. Но мне непонятно, кому он передал задаток.
Владелец дома не бедный человек, а слуг он не имел, что, согласитесь, выглядит странно, но такова воля автора, и с этим мы вынуждены считаться. Детей также у него не было. Отсюда следует, что д’Артаньян договаривался о найме комнаты либо с хозяином дома, либо с хозяйкой. Больше не с кем. Но следующий отрывок заставляет нас в очередной раз задуматься. В дверь комнаты д’Артаньяна постучался неизвестный горожанин и между ними состоялся следующий диалог:
«– Клянусь вам честью Бонасье…
– Ваше имя Бонасье? (спрашивает незнакомца д’Артаньян.)
– Да, это моя фамилия.
– ... мне показалось, что я уже где-то слыхал ваше имя.
– Возможно, сударь. Я хозяин этого дома.
– Ах, вот как! – проговорил д’Артаньян, слегка приподнявшись и кланяясь. – Вы хозяин этого дома?»
Значит, д’Артаньян не знаком с господином Бонасье и, соответственно, не с ним договаривался об аренде. Так с кем же? Не видел он и хозяйку, с которой познакомится позднее. Так кто же получил задаток от д’Артаньяна? Меня там не было, можете на слово поверить, остается автор – господин Дюма. Больше некому.
Однажды д’Артаньян блуждал по Парижу, в поздние часы, и... с ним произошло самое невероятное. Кому скажешь – не поверят. Он в темноте столкнулся лоб в лоб не с кем-нибудь, а с самим герцогом Бэкингемом, и случилось это во Франции, в самом центре Парижа. Тот шел вразвалочку, под руку с некоей дамой, с которой, как позже выяснится, у д’Артаньяна совсем недавно состоялось поверхностное знакомство.
Таким образом, жизнь герцога Бэкингема, второго лица, враждебно настроенного к Франции, государства, оказалась в руках нашего храбреца. Появилась возможность блеснуть, проявить себя, стать героем всей страны, получить плащ мушкетера и еще дюжину высших наград. А для этого нужно было всего лишь пленить этого сердцееда. Крепко связать, чтоб и пикнуть не смел. Но случилось обратное.
«– Милорд!.. Простите, су-дарь… Но неужели вы…
– Милорд – герцог Бэкингем, – вполголоса проговорила г-жа Бонасье. – И теперь вы (д’Артаньян) можете погубить всех нас».
Да, он просто обязан был погубить их. Д’Артаньяну не составило бы особого труда, сделав страшные глаза, гаркнуть на глупое создание, чтобы она от страха бежала без оглядки. Крепко связать англичанина и проследить, чтобы его доставили точно по назначению – в Бастилию. Но наш горемыка вдруг захныкал:
«Милорд и вы, сударыня, прошу вас, простите, простите меня!.. Но я ведь люблю ее, милорд, и ревновал. Вы ведь знаете, милорд, что такое любовь! Простите меня и скажите, не могу ли я отдать свою жизнь за вашу милость».
После этого предательского лепетания д’Артаньян взялся еще и оберегать эту парочку.
И господин д’Артаньян отпустил их с миром и упустил возможность стать героем всей Франции!
За подвесками в Лондон, по книге, д’Артаньян отправляется вместе со своими приятелями. По дороге мушкетеры натыкаются на ловко расставленные ловушки коварным кардиналом, и начинаются боевые потери... Первым удар на себя принимает Портос.
Это произошло в Шантильи, куда мушкетеры добрались и отправились в трактир, подкрепиться. За общим столом сидел незнакомец. Мушкетеры сели рядом...
«...незнакомец предложил Портосу выпить за здоровье кардинала. Портос ответил, что готов это сделать, если незнакомец, в свою очередь, выпьет за короля. Незнакомец воскликнул, что не знает другого короля, кроме Его высокопреосвященства. Портос назвал его пьяницей. Незнакомец выхватил шпагу».
Спрашивается: зачем нужно было Портосу лезть на рожон, предлагать незнакомцу увеличить список лиц, в честь которых необходимо осушить бокал с вином, когда впереди такая опасная и долгая дорога. Разве это принципиально, пить за кардинала, лишь довеском прикрепив имя короля? Но что происходит далее – ни в какие рамки не лезет.
«– Вы допустили оплошность, – сказал Атос. – Но ничего не поделаешь: отступать сейчас уже нельзя. Убейте этого человека и как можно скорее нагоните нас».
А как же клич: «Один за всех и все за одного!»? Они оставляют Портоса сражаться в одиночку?! Я не сомневаюсь в том, что кроме незнакомца в трактире присутствовало еще несколько, подосланных кардиналом, злоумышленников. Согласитесь, кардинал, зная, что мушкетеры отправились в Лондон всей четверкой, не станет посылать одного. Скорее всего, в трактире находилось до десятка гвардейцев, и те с бокалами вина развалились за разными столиками, готовые в нужную минуту обнажить свои шпаги. По всей видимости, не успела за мушкетерами закрыться дверь, как они тут же повскакали с мест.
По этой причине я и в недоумении. Вот так запросто разве можно было оставить друга, не имея представления, сколько еще противников окажутся у него на пути? Я не согласен! Я бы так не поступил.
Но тройка друзей, в сопровождении своих слуг, бросив четвертого в беде (да-да, именно, в беде), вскочили на лошадей и помчались прочь от Шантильи, предложив Портосу самому разбираться.
Далее мы читаем, как лихо мчатся мушкетёры навстречу группы гвардейцев, переодетых в рабочих... «Тогда все эти люди отступили к канаве и вооружились спрятанными там мушкетами. Наши семеро путешественников были вынуждены буквально проехать сквозь строй. Арамиса ранили в плечо, а у Мушкетона пуля засела в мясистой части тела, пониже поясницы».
Возникает вопрос: почему семеро, а не шестеро? Значит, мало того что сами не посчитали нужным помочь другу, подождав пока Портос расправится с незнакомцем, совершенно очевидно подосланным кардиналом, они и слугу Портоса с собой забрали!
Но не отвлекаемся:
«– Это засада, – сказал д’Артаньян. – Отстреливаться не будем! Вперед! ...
... Арамис, хотя и раненный, ухватился за гриву своего коня, который понесся вслед за остальными. Лошадь Мушкетона нагнала их и, без всадника, заняла свое место в ряду».
Трогательная минута... За мушкетёрами мчится лошадь без всадника – значит, один из них убит, и неважно – мушкетер он или слуга. Долг, чувство ответственности подсказывает необходимость повернуть лошадей и помчаться на помощь. Ну, и какова реакция мушкетёров? Вам кажется, они загрустили, опечалились, или, более того, ужаснулись? Нет! Атос просто сказал: «У нас будет запасной конь».
А д’Артаньян, в свойственной ему манере, цинично продолжил.
«Я предпочел бы шляпу, – ответил д’Артаньян. – Мою собственную снесла пуля. Еще счастье, что письмо, которое я везу, не было запрятано в ней!»
И никаких эмоций, ни слова о том, что погиб или погибает человек. Они ведь не знают, что...
«...у Мушкетона пуля засела в мясистой части тела, пониже поясницы». Кто не понял, поясняю – в заднице.
Но цинизм продолжается: мушкетеры вновь возвращаются к обсуждению возможной потери своего друга Портоса.
«– Все это так, – заметил Арамис, – но они (переодетые в рабочих гвардейцы) убьют беднягу Портоса, когда он будет проезжать мимо.
– Если бы Портос был на ногах, он успел бы уже нас нагнать, – сказал Атос. – Я думаю, что, став в позицию, пьяница протрезвился».
То есть возможность смерти друга рассматривается без сожаления и угрызения совести.
Вот тебе и «Один за всех и все за одного!»
Доехав до следующего пункта, совсем занемог раненый Арамис.
«Но в Кревкере Арамис сказал, что не в силах двигаться дальше. С каждой минутой он все больше бледнел, и его приходилось поддерживать в седле. Его ссадили у входа в какой-то кабачок и оставили при нем Базена (слуга), который при вооруженных стычках скорее был помехой, чем подмогой.»
Заметьте, Базена оставили не для помощи раненому Арамису, а по той причине, что тот «при вооруженных стычках скорее был помехой, чем подмогой». Опять тот же цинизм.
Теперь остались Атос с д’Артаньяном. На следующей стоянке...
«Входя в комнату и ничего не подозревая, Атос вынул два пистоля и подал их хозяину. Он взял монеты и, повертев их в руках, вдруг закричал, что монеты фальшивые и что он немедленно велит арестовать Атоса и его товарищей как фальшивомонетчиков.
– Мерзавец! – воскликнул Атос, наступая на него. – Я тебе уши отрежу!
В ту же минуту четверо вооруженных до зубов мужчин ворвались через боковые двери и бросились на Атоса.
– Я в ловушке! – закричал Атос во всю силу своих легких.
– Скачи, д’Артаньян! Пришпоривай!
И он дважды выстрелил из пистолета. Д’Артаньян и Планше не заставили себя уговаривать. Отвязав коней, ожидавших у входа, они вскочили на них и, дав шпоры, карьером понеслись по дороге».
Здесь уже пора воскликнуть: «Слов нет, одно недоумение!» Д’Артаньян, забыв им же выдвинутый лозунг «Один за всех и все за одного!», оставляет Атоса одного против четверых головорезов и улепетывает подальше от места неравного поединка.
Как вы помните, на первой стоянке, когда мушкетеров было четверо, выяснять отношения полез один подосланный, а против двух мушкетеров сразу четыре гвардейца обнажили шпаги. Неправильная математика, однако!
На этом отрезке меня заинтересовала фраза: «И он дважды выстрелил из пистолета». В XVII веке, чтобы дважды выстрелить из одного пистолета, нужно было после первого выстрела вновь засыпать порох, добавить пулю и начать высекать искру. Наивно полагать, что всё это время противник, разинув рот, станет наблюдать, как вы возитесь с порохом, чтобы потом свалиться, получив смертельное ранение. Поэтому, чтобы суметь за короткое время произвести несколько выстрелов воины, в те времена, носили за поясом два-три пистолета. Опять же, маститому писателю не мешало бы это знать.
...Но, к сожалению, я прерываю свои рассуждения, так как место в газете, отведенное для очерка, закончилось. Увы!
Ваагн Карапетян, Торонто
