Мазл жить и мазл умереть

 

Люди нашей общины. 1 июля 2020 года в Торонто ушел из жизни крупный ученый в области военного дела, изобретатель и рационализатор, член правления Канадской Ассоциации Ветеранов Второй мировой войны из СССР, профессор, инженер-полковник Моисей Черногуз. Он из того поколения мальчишек, которые на следующий день после выпускного бала ушли на фронт. Командуя взводом штрафников, прошел войну с первого по последний день. Много раз были ситуации, когда он должен был погибнуть, но Б-г его всегда спасал.  После войны на протяжении 40 лет служил в Туркмении и Азербайджане в Бакинском Округе ПВО. Изобретения и рационализации инженер-полковника Черногуза, являясь революционным прорывом в области радиолокации, способствовали укреплению южных государственных границ Советского Союза. В течение последних 20 лет жизни в Канаде был активным общественным деятелем, одним из тех, благодаря кому правительство Канады признало за ветеранами Великой Отечественной войны из бывшего СССР статус «Ветерана Канады». Предлагаем читателям цикл статей о жизни этого удивительного человека, написанных его дочерью - редактором публикаций на русском языке журнала «Эксодус» Еленой Касимовой. (Продолжение. Начало в №1188).

 

В Красноводске

Папа приехал в это забытое Б-гом место, где его назначили на должность заместителя командира полка, входящего в Бакинский округ противовоздушной обороны.  

В первый же день, когда он пришел на службу, выяснилось, что из Баку приехал генерал с проверкой. В полку радиолокаторы не работали, на кухне была страшная антисанитария,  выявились случаи заболевания холерой. Командир полка и начальник штаба, узнав о грядущей проверке, сбежали в отпуск, оставив новенького майора на произвол судьбы. Генерал вызвал папу и с места в карьер кинулся вразнос, щедро расцвечивая свой крик отборным матом. Папа слушал-слушал, дождался короткой паузы и сказал: «Товарищ генерал, я только что приехал из Академии, там нас так не учили разговаривать». Когда папа рассказывал мне об этом, я спросила: «Как же ты не боялся так сказать генералу?» На что папа мне ответил: «А куда он пошлет меня дальше и хуже, чем Красноводск?» 

Генерал замолчал, а потом перешел на нормальную речь, но жестко приказал назавтра подготовить план преодоления всех недостатков. 

Папа еще с войны имел опыт управления (ведь он командовал взводом уголовников). Он изолировал больных, выписал из Баку специалиста для лечения холеры, починил радиолокаторы, навел в полку и на кухне порядок, хотя это и не входило в его обязанности, так как он был заместителем командира по радиотехнике.      

Вскоре папе дали «квартиру» - отсек в бараке, затерявшемся под горой. Жара была 50 градусов в тени. В одном из писем к маме папа писал: «Не приезжай - хожу, и ноги печет сквозь подошву ботинок». 

Мама рассудила иначе: жена должна быть рядом с мужем даже в пустыне. И она отправилась в дальнюю дорогу. 
Везла с собой только две ценности: меня и ковёр (схваченный в ужасной магазинной давке, за который отдала все деньги и потом с трудом волокла его домой, держа в одной руке меня, а в другой раздобытую ценность - на такси денег уже не осталось). 

У подножья горы располагался наш барак, как видите, пейзаж был безрадостным. Появление в ботинках скорпионов и падающих за шиворот с сухих деревьев ядовитых пауков-фаланг было почти обычным делом. Приходилось быть постоянно очень внимательными.

 Первым моим словом вместо нормального детского «мама» было «и-а»: рядом с нашими окнами стоял ишак, и я все время слышала его крик. 

 В своей «квартире» в бараке мама застала странную картину: у фанерной стены стояла железная кровать, ножки которой были погружены в заполненные водой консервные банки. Мама поинтересовалась у соседей происхождением этой странной конструкции. Ей ответили, что это, оказывается, самая действенная система против... клопов. Но умные клопы, не обращая внимания на эту «защитную систему», пикировали с потолка прямо в кровать, особенно в ту, в которой спал младенец – я.  

А однажды мама заметила торчавшую прямо из стены тряпку, забеленную известкой. Она за нее потянула – и, о ужас! Из образовавшегося отверстия в комнату повалили черные полчища насекомых.  Жить в таких условиях было невозможно, и папа, временно поселив нас с мамой у сослуживца, вызвал двух солдат, которые с помощью помпы покрыли все поверхности нашей фанерной «квартиры» вонючим дезинфекционным раствором. 

Соседки по бараку – жены офицеров - в штыки приняли маму: молодая, красивая, с высшим образованием. Любимым развлечением этих женщин был конкурс полов и конкурс белья. Полы в бараке были дощатые, некрашеные.

 

Неработавшие офицерские жены целый день скребли железками доски пола, доводя их до первозданной белизны. У мамы так не получалось, и, в отличие от соседкиных, ее пол был всегда серого цвета, сохраняя впитавшуюся грязь. Соседки говорили: «Ба-арыня приехала!», мама плакала. Папа не мог видеть ее слез и однажды просто покрасил пол коричневой краской. «Половой» кошмар закончился, но начался «бельевой». 

Женщины, хвастаясь друг перед другом, гордо вывешивали выстиранное руками белоснежное постельное белье. Мама, которая сразу после приезда пошла работать преподавателем в школу (отдав меня няньке-немке: в Красноводск ссылали уголовников и немцев, а немки были очень чистоплотными), в этом тоже не могла с ними соревноваться, и папа втихаря ночью стирал белье.      

Впоследствии папа сколотил из досок топчан и прибил знаменитый мамин ковёр на стену таким образом, что он потом спускался на этот топчан. Помню, что это сооружение мама гордо называла красивым словом «тахта». Затем папа установил на ящик чемодан, который мама застелила вышитой скатертью - вот вам и стол! Теперь прибавьте оранжевый платок вместо абажура на электрической лампочке – и на фоне всех остальных жалких конурок барака наша выглядела просто по-царски. Потому что моя молодая мама приступила к делу всей свой жизни – построению ДОМА вне зависимости от того, где этот дом находился: в пустыне, в степи, в казарме, в городе.

Это было не так просто. Жизнь моей молодой красавицы-мамы превратилась в борьбу за выживание.

В 50-градусную красноводскую жару меня укладывали на расстеленную на полу мокрую простыню, рядом ставили тазик с водой, а около него - работающий вентилятор, который разбрызгивал жидкость. Это было папино «изобретение» «увлажнителя воздуха». Мне тогда было всего 2 месяца, и то, что я, благодаря заботе моих родителей, выжила в тех условиях,  сродни чуду.

На базаре вокруг кусков жуткого верблюжьего мяса лениво летали тучи зелёных мух, продавец «ополаскивал» мясо в сточной канаве и вновь выкладывал его на прилавок. Мама, глядя на эту ужасающую картину, плакала и уходила ни с чем. Дети там поголовно мёрли от диспепсии. Мама просила, чтобы папа пошел на поклон к прапорщику, заведовавшему продуктами в столовой, попросить немного мяса. Но папа возмущался: «Чтобы я унижался перед прапорщиком,  да еще и подбивал его украсть у солдат кусок мяса?!»

В Красноводске питьевую воду нам привозили через море раз в неделю. Жильцы с ведрами стояли в очереди у цистерны с водой, лившейся по широкому гофрированному шлангу. Я – трехлетняя - тоже стояла с маленьким алюминиевым бидончиком и приносила домой свою порцию драгоценной влаги. Мы хранили воду в большой деревянной бочке, оцементированной изнутри. 

Люди, жившие в нормальных городах - Киеве, Минске, Риге, Москве, - сможете ли вы меня понять?..

Папа рассказывал: «В Туркмении мы пробыли 8 лет вместо положенных трех. Это было типичным проявлением антисемитизма со стороны властей. Но сами сослуживцы всегда хорошо ко мне относились. Я работал не за страх, а за совесть по 18 часов в день.  И опять-таки это не могло остаться незамеченным».  

 

Военная форма

На этой фотографии папа – Моисей Черногуз, подполковник, в должности заместителя командира полка. По всей вероятности, на нем парадная форма: брюки глубокого синего цвета и темно-бирюзовый - цвета морской волны - китель (пиджак) с золотым шитьем. Думаю, что это фото было снято после парада на 9 мая: видно, что день теплый. 

Хотя в Красноводске и в ноябре было тоже тепло (как вы помните, военные парады по всей стране проводились дважды в году: 9 мая -  на День победы и 7 ноября – в день Октябрьской революции). Папа со времен Академии и до самого конца службы всегда принимал участие в военных парадах. Он был стройным, высоким человеком с  величественной осанкой, доставшейся ему от отца. Молодецки печатая шаг, он  великолепно смотрелся на парадах. Мы с мамой очень гордились этим и не пропускали ни один парад с его участием. 

Хорошо помню красивую летнюю форму с белым кителем. В темной форме в Красноводске летом было очень трудно. К фуражке этого комплекта выдавали белый чехол на резинке, который надевался поверх головного убора. 
Были также белые трикотажные перчатки. Но самым замечательным был золотой кортик! Мне могут возразить, что кортик – это принадлежность морских офицеров. Знаю, но у папы был кортик. Им в детстве играла не только я, но многими годами позже мой маленький сын. Сейчас у офицеров-сухопутников нет ни белых кителей, ни белых фуражек, ни кортиков.  

Папины руки

После трех лет жизни в бараке мы с горы спустились под гору и переехали во двор  с двухэтажным домом для семей военнослужащих. У нас наконец-то была своя ванная! 

Правда, воды там все равно не было, ее по-прежнему привозили только раз в неделю, и мы хранили ее в нашей оцементированной бочке. Печи топили углем, на кухне была деревенская беленая печь с отверстиями для огня. По краям отверстий располагались разного диаметра чугунные кольца, позволяющие увеличивать или уменьшать воздействие огня.

Хорошо помню, как, наверное, в трехлетнем возрасте, заинтересовавшись устройством такого отверстия, встала на стул и наклонилась к пылающему огню. В результате получила ужасный ожог по длине всего детского тельца. От боли я не могла ни стоять, ни сидеть, ни лежать, папа день и ночь носил меня на руках (не знаю, когда он в те дни работал). 
Вообще мое первое восприятие большого мира началось с папиных рук: он всегда сажал меня на плечи, и я неотрывно смотрела на звезды. Никогда не забуду чувство восторга, которое меня при этом охватывало.

 

(Продолжение следует).